Неврозы у детей
О неврозах слышали все родители. О том, что такое невроз, не знает никто из родителей. Имеет место широко распространенное и твердо установившееся мнение, что если у ребенка шалят нервы, он плаксив, возбудим, раздражителен, если он не такой, как другие дети, неправильно себя ведет, слишком беспокойный, трудный, если у него нарушен сон или плохой аппетит — значит, у него невроз.
На приеме встревоженная мать. Ее жалобы: ребенок начал учебу в первом классе, но ведет себя так, как будто еще посещает детский садик. На уроке он ходит, пытается выйти из класса. Заговаривает со всеми или сидит на месте, но не слушает учительницу, а достает из портфеля машинку и катает ее по парте. И я говорю матери, что ее ребенок инфантилен — он не созрел для обучения в школе, но невроза у него нет.
Другой ребенок возбудим, раздражителен, агрессивен, отвлекаем, неусидчив, болтлив, но это тоже не невроз. У него минимальная мозговая дисфункция. Третий вскакивает во сне, на лице его страх, он кричит, куда-то рвется, не узнает родителей, а утром не помнит ничего из происшедшего ночью. И это не невроз. У него склонность к пароксизмальности головного мозга. Четвертый конфликтует со всем классом, с учителями, неуживчив, агрессивен, но и это не невроз. Это акцентуация характера. У пятого плохой аппетит, беспокойный сон, головные боли, он потлив, бледен, плаксив и возбудим, быстро устает, у него дрожат пальчики рук. Но и это не невроз. Это вегетососудистая дистония.
Еще одна мать на приеме. Жалобы: десятимесячный ребенок был вполне спокойным, но перенес отит, три дня кричал от резкой боли, а на четвертый день явления отита прошли, однако «ребенка как подменили». Теперь он беспокоен, вздрагивает и начинает плакать, когда хлопают дверью, капризничает так, как будто еще болен, не остается один, и его приходится все время держать на руках. Плач у него жалобный, безутешный. Все не по нему — раньше радовался, был улыбчив, а теперь постоянное недовольство в выражении лица и в поведении. Он усталый и сонливый, но ему не уснуть. Он вроде засыпает, но вдруг испуганно встрепенется и вновь плачет. Ночью просыпается с криком. И это реакция на пережитый дистресс.
И еще два наблюдения. Жалобы: ребенок двух с половиной лет пошел в ясли, но привыкал плохо, плакал и непрестанно звал маму; после яслей возбуждался, становился агрессивным, нарушился сон. Вскоре он заболел, и с яслями решили повременить. Однако ребенок не стал спокойнее. Он изменился и теперь другой, нервный: боязливый, капризный, плаксивый, тревожный. Теперь он не остается один в комнате, бежит за матерью на кухню, пугается, когда выключают свет, засыпает только с подсветкой, прибегает ночью, охваченный страхом, в постель к маме. Сон очень чуткий: вошла в комнату мать — малыш тут же проснулся со слезами. Стал требовательным: чуть что — слезы, капризы, крик, и ему никак не угодить. Уход матери на работу мучителен. Ребенка обманывают, отвлекают, но он быстро спохватывается, что мама ушла, и тогда — скандал. Сам к детям не подходит, а если какой-то ребенок направляется к нему, тотчас же просится на руки к маме. Чужых боится, прячется за мать. И это — предневроз, готовность к неврозу.
Ребенку пять лет. Жалобы: в последнее время стал раздражительным, плаксивым. Все не так, сам не знает, чего хочет, криклив, нетерпелив, обидчив, нестерпимо капризен, ему не угодить; стал унылым, как старичок; все время в плохом настроении. Нарушился и сон. Он и хочет уснуть, но ничего не получается. Малыш извертится, укладываясь и так и этак, просит то погасить свет, то вновь включить, то не уходить, то оставить его одного, заплачет, наконец, ибо сон так и не приходит, а он нуждается в нем как никогда. Ночью он спит тревожно: плачет, мечется в постели, просыпается, просит пить. Его будит любой шорох, а утром ему трудно проснуться или, напротив, он пробуждается очень рано. И в том и в другом случае просыпается не отдохнушим. А все началось с того, что пропал единственный друг — песик, с которым играл и разговаривал, о котором заботился, встречая бурную ответную любовь. Взрослые успокаивали малыша: «Мы тебе купим еще лучшую собаку». Но он не хотел лучшую: не ел, плакав во сне, худел. Родители развесили объявления: «Пропала собака. Верните за любое вознаграждение». Но нет собаки. И ребенок страдает, изменился. И это тоже предневроз.
Так что же это такое — невроз? Проблема происхождения и развития невроза до сих пор спорна. Между тем число детей, страдающих неврозом, неуклонно растет. Не излеченный в детстве невроз может исказить судьбу человека, отразиться на всей его жизни. Родители нуждаются в понимании сути невроза, ибо без такого понимания не может быть предупреждения и, тем более, преодоления его.
Путь в невроз чаще всего начинается с подавления у ребенка его врожденной натуры и прежде всего инстинктов и темперамента.
Можно выделить восемь инстинктов человека. Один из восьми инстинктов доминирует, формируя тип личности человека, и люди разделяются по отношению к себе, к другим и к жизни, а также по своему призванию, в согласии с типом личности по инстинктам, к которому они относятся. Из восьми инстинктов только два фемининных («женственных»), остальные — маскулинные («мужественные»). Неврозы возникают у «фемининных» лиц. Фемининные типы личности людей — у «пахарей» по своей натуре, т. е. у «миролюбивых», а маскулинные — у «воинов», т. е. у «агрессивных», способных себя защитить. У «фемининных» доминируют инстинкты самосохранения и продолжения рода.
«Эгофильный» (лат. ego — я, filio — люблю, отсюда «эгофильный» — люблю себя) тип личности по доминирующему инстинкту характеризуется тем, что по своей генетической природе, т.е. по ведущему инстинкту, индивид повышенно эгоистичен, склонен к боязливости, страху, весьма осторожен, осмотрителен, нерешителен, опасаясь совершить ошибку и нанести этим ущерб своей безопасности и своему благополучию. «Эгофильные» избегают малейшего риска, «перестраховщики». В детстве «эгофильный» отличается повышенным страхом одиночества, отрыва от матери, недоверчивостью к незнакомым людям, страхами темноты, воды, высоты, болезни, подозрителен к пище — из боязни заболеть. Короче, это робкий ребенок.
Как правило, он послушен в детском садике, в школе — аккуратен, старателен и усерден. К нему хорошо относятся воспитатели и учителя. Но он эгоистичен, боязлив и не авторитетен у сверстников. Он нередко испытывает агрессию с их стороны. И он нервничает, боится «хулиганов», «злых», жаждет «индивидуального обучения». Встреча с угрозой своей безопасности, агрессией для «эгофильного» — тяжелая психическая травма. У него возникает страх перед реальностями жизни, формируется неуверенность в себе, пессимизм. И это — предневроз, готовность к возникновению невроза.
Второй «фемининный» инстинкт — инстинкт продолжения рода. Если он доминирует у человека, то речь идет о «генофильном» (genus — род, отсюда «генофильный» — любящий свой род, в наше время это — любящий свою семью) типе личности по доминирующему инстинкту. У взрослых этот инстинкт проявляет себя чрезвычайно выраженной любовью к своим детям, повышенной заботой о них, тревогой в отношении их безопасности, здоровья и благополучия. «Генофильные» взрослые — «сверхотцы» и «сверхматери». Болезнь, угроза жизни их детям — тяжелейшая психическая травма для них. И безопасность детей, их благополучие — основной смысл жизни для «генофильных»! У них формируется неуверенность в себе, специфическая — «генофильная». Это неуверенность в своей способности защитить своих детей и обеспечить их благополучие. Они панически боятся увольнения с работы, инвалидизации, но, опять-таки, не за себя они боятся, а за детей, поскольку инвалидизация, потеря работы для них — удар по благополучию детей.
«Генофильные» дети — это дети, фиксированные на семье, на ее благополучии, на отношениях в семье — отношениях между отцом и матерью, между родителями и прародителями (дедушками и бабушками). Особенно тесно они взаимосвязаны с матерью. Это неразрывная — «симбиотическая связь». Ребенок «повисает» на матери, ревниво относится к любой ее попытке оставить его хоть на миг с другими, даже членами семьи, особо тяжело реагирует на направление его в детский сад, а особенно — в больницу, требует, чтобы мать стояла за дверью класса, когда он в школе, и протестует против ее попытки устроиться на работу. Весь мир вокруг семьи для этого ребенка — враждебен, угроза для него. И у него формируется мучительная неуверенность в себе, он тревожен по отношению к миру вне семьи.
Он испытывает страх огорчить своих родителей низкой успеваемостью в школе, разочаровать их своей неполноценностью и потерять их любовь. Этот страх формируется у них на бессознательном уровне. И все это — предневроз, готовность к неврозу.
Итак, склонность к неврозу формируется, как правило, у «фемининных» — «женственных» детей, особенно у «фемининных» мальчиков. Ведь они — миролюбивые, «мягкие по натуре». И это — естественно у них. Они, просто, — «не воины», они — «мирные пахари». Но мир по-прежнему, как и тысячи лет назад суров… И если он прощает женщинам — женственность, у них ее принимают, как должное, то от мужчин реальность требует мужественности.
Вот у меня на приеме мать. Она тревожится за судьбу своего сына. «Доктор, он боязлив, чрезмерно осторожен, добр, мягок по характеру и не способен себя защитить среди мальчиков, дать отпор в драке… Он плаксив, чрезмерно впечатлителен, духовно тонок, не переносит грубости, агрессивности, склонен уступать наглому натиску, силовому давлению… Самое главное, что мой муж — его отец — офицер, не понимает его, переживает, ведь он радовался рождению сына, видел в нем преемника, продолжения воинского рода, а сын — «как девочка»…».
Я отвечаю матери: «Да, вы родили «женственного» мальчика, не воина, но спросите у мужа, что будет, если в мире исчезнут «мирные пахари» — терпеливые, добрые, лишенные агрессивности, исчезнут мужчины-врачи, с тонкими, чувствительными мягкими пальцами, тонко чувствующими страдающего человека, понимающими слабого, неудачника, растерявшегося, переживающего глубокий личностный кризис… Короче, спросите его захочет ли он жить в мире, в котором все мужчины будут офицерами, да еще — жесткими, умеющими только требовать, но не способными понимать душевную боль другого человека. И нужны, безусловно, воины, нужны рассудочные «физики», бесстрашные «высотники-монтажники», но нужны и мужчины гуманитарной ориентации, высокочувствительные, компромиссные, чуждые агрессивности.
Народ гордится Суворовым, но народ гордится и Пушкиным… И это трагедия, что в Пушкина стрелял офицер, который, конечно, «победил» «штатского» — не воина… Трагедия Пушкина, но и трагедия офицера, ставшая трагедией народа… Но так не должно быть. Маскулинные и фемининные необходимы людям и должны мирно сосуществовать. И пусть ваш мальчик растет таким, каким родился. И каким он родился, таким и пригодится людям. Конечно, укрепляйте, мягко, ненавязчиво, мудро — его мужественность. В нем заложены и маскулинные инстинкты, и их можно укрепить, не искажая натуру ребенка в целом. И пусть он останется «фемининным», но пусть возрастет в нем мужественность. Это и будет профилактикой, у него невроза…».
Вы заметили, наверно, что основное в формировании готовности к неврозу — неуверенность в себе, комплекс неполноценности. Нет этого комплекса — не будет и невроза. Неуверенность в себе характеризуется низкой самооценкой своих психических и физических данных. В таком случае ребенок низко оценивает свои умственные данные и способности к учебе. И если он готов признать, что учеба ему плохо дается, то он сам, психозащитно (бессознательно), сопротивляется низкой оценке своего уровня ума. Ведь это — признать себя «дураком». И ужасно, если ребенок готов низко оценить уровень своего ума. Это означает, что он тотально неуверен в себе. И родители внушают ему, что он умен, не уступает в этом большинству, но он «тугодум», и «тугодумами» было большинство ученых, но надо упорно трудиться, чтобы преодолеть «тугодумие», поскольку в современном мире востребованы быстро думающие, быстро реагирующие.
Другое дело — способность к учебе. Здесь важно — способность к учебе низка — тотально или, скажем, только к точным наукам, к изучению языков, по гуманитарным предметам. Обычно в чем-то всегда есть просвет, компенсация, и тогда родители ободряют ребенкa: «He все рождаются математиками…, у тебя другое призвание»…Но главное, относительно самооценки ума у ребенка, сделать все, чтобы он максимально развил свои умственные способности.
Важна и самооценка физических данных. Мальчики комплексуют, если они физически слабы, девочки — если неуклюжи. Это тяжелое переживание для ребенка. Оно ведет к неврозу. И спортивный уголок в его комнате также важен, как и оборудованный письменный столик.
Очень важна самооценка внешнего вида. Мальчики тяжело переживают, если у них низкий рост и вес — ниже возрастной нормы. Девочки уже в 3 года знают, что они красивы — все окружающие восхищаются ими. В подростковом возрасте они знают, что некрасивы. Красивые и некрасивые, с подросткового возраста, в полной мере осознают цену тому и другому…
Нет большей горечи, чем наличие психофизического дефекта. Самый острый вопрос для подростка — не отличается ли он чем-то, неблагоприятно, от сверстников. Девочка пятнадцати лет комплексовала по поводу того, что мать ее была красавицей, а она — невзрачной. Другая девочка-подросток горько сказала родителям: «Какое право вы имели родить ребенка, будучи оба некрасивыми?» Мать этой девочки, со слезами на глазах, спросила меня, что сказать на это дочери и что делать.
Я показал этой матери самооценку другой девочки, где она оценила свои данные по пятибалльной шкале оценок. Успеваемость — 4-5, здоровье — 5, физическая подготовка — 5, общение с другими — 5, отношение к тебе других — 5, организованность — 5, трудоспособность — 5, внешние данные — 3, целеустремленность — 5, приспособленность к жизни — 5, уверенность в себе, в школе и во всех делах — 5. И это, сказал я матери девочки, ответ на ваш вопрос. Это — что ей сказать и это то, чего надо достигнуть.
Самое главное в воспитании ребенка — компенсация слабого в ребенке тем, в чем он полноценен. Да, какая-то девочка не отличается, среди других девочек, красотой, но она — образец во всех других отношениях, и жизнь покажет, что лучше. Да, мальчик физически слаб, но когда учительница объяснила новый, трудный раздел математики, и никто не понял сути, она, как всегда, вызвала этого мальчика к доске, и он терпеливо и доходчиво объяснил суть темы… И все ясно! И это — кто есть кто — для него и для всего класса.
Итак, первая причина формирования у ребенка неуверенности в себе, низкой самооценки, — врожденный психофизический дефект. Вторая причина — индивидуальные установки подсознания. Человек воспринимает информацию и саму жизнь сознательно и подсознательно. Воспринимаемое ребенком с раннего возраста — все происходящее с ним, усваиваемое им, как личный опыт жизни, закладывается в его психике, в сознании, как осознанная система отношений к себе, к другим и к жизни и как подсознательные установки. Я спрашиваю ребенка, первоклассника, кто умнее, сильнее, красивее всех в его классе, и он отвечает: «Умнее всех Таня — она лучше всех учится, и ее всегда хвалит учительница. Сильнее всех — Коля, он всех толкает, и все падают и боятся его. Красивее всех Оля — от нее всегда пахнет конфетами…» Так, в эту минуту, он думает. Это у него сознательное суждение. Завтра он скажет: «Умнее всех Аня, так говорит моя бабушка. Сильнее всех Вася, он сегодня так наподдал Коле, что тот заплакал. Красивее всех Маша, у нее самые длинные косички…». Так он будет думать завтра.
Но он может ответить без раздумий, сразу, как твердо заученный урок: «Самая умная — Наташа, она самая послушная и старательная, у нее примерное поведение. Самый сильный — Вадик, он большой, но дурак, и с ним не надо дружить. Самая красивая — Катя, она аккуратная, у нее самые чистые тетради…» И это установки из подсознания, внушенные мамой.
Таким образом, у ребенка под влиянием внушенных ему установок, под влиянием отношения к нему других, под влиянием жизненных обстоятельств складывается подсознательное отношение к самому себе. Оно может быть самоуничижительным или, напротив, основанным на самоуверенности, отношением отрицания себя или эгоцентричным (сверхэгоистичным, обычно — самовлюбленным). Установочное отношение к себе как к слабому, неумелому, несведущему порождает в результате общую установку на неуверенность в себе. Напротив, установочное отношение к себе, выраженное формулой «я могу», трансформируется в общую установку на уверенность. Уверенность или неуверенность в себе формирует самооценку.
При эгоцентрическом воспитании ребенку внушили, что он гениален. Он поверил внушенному, потому что не знал реальности, помыкал родителями, их стараниями получал все желаемое, наивно полагая, что сам достиг всего, и что так будет всегда. И поскольку это произошло в первые годы жизни, он навсегда принял на веру восхищение им. В его подсознании сложилась завышенная самооценка, приобретшая опять-таки силу установки. Но идиллия рухнула при столкновении с действительностью, которая жестко поставила все на свои места, дав объективную оценку психофизическим возможностям «гения». Объективная оценка оказалась намного ниже подсознательной — установочной. Возникла новая разочаровывающая осознаваемая самооценка.
Осознаваемая самооценка колеблется в зависимости от конкретных каждодневных успехов и неудач. Назовем её самооценкой «сегодняшнего дня». Ребенок добился чего-то, проявил ум, силу, твердость — и осознаваемая самооценка, самооценка «сегодняшнего дня» повышается. Ребенок потерпел неудачу, допустив просчет, и возникает чувство досады, начинается самобичевание — осознаваемая самооценка, самооценка «сегодняшнего дня» снижается.
«Лебедю» внушили, что он «гадкий утенок». Сформировалась заниженная самооценочная установка, и умный ребенок начинает считать себя безнадежно глупым, красивый — безобразным, ладный — нескладным. Так возникает чувство наличия психофизического дефекта, которого в действительности нет. Ребенок убежден, что он такой-сякой, нескладный и неладный. Он воспринимает всех лучше себя, а себя считает хуже всех. Где уж в таком случае быть смелым, решительным, уверенным, дерзать! Такой ребенок стесняется самого себя, затаенно и мучительно презирает себя, чувствует вину перед сильными и красивыми родителями. Какое тяжкое переживание, какой мучительный путь впереди!
Итак, у ребенка в его психике сосуществуют одновременно две самооценки: подсознательная, установочная, внушенная родителями, воспитателями, учителями и самой жизнью — счастливой или трудной для ребенка, и осознаваемая, то есть сознательная.
Рассмотрев вкратце проблему осознаваемого и установок, коснемся проблемы внутреннего конфликта личности. Его порождает, в первую очередь, наличие двух уровней нашей психики — сознания и подсознания, в частности, конфликт двух самооценок — подсознательной, установочной и самооценки «сегодняшнего дня» (сознание). В сознании на основе самооценки «сегодняшнего дня» звучит: «Я могу!» В подсознании же через установочную заниженную самооценку звучит обратное: «Мне это не под силу». Ребенка уговаривают, что он может. Он и сам видит — получается. Он готов решиться и действовать, однако установочная самооценка из подсознания противоречит: «Не сможешь, не получится», порождая опасения, страх не справиться, боязнь последствий решительного поступка. И ребенок готов отказаться. Его раздирают противоречия. Он растерян, он не знает, как поступить. Он понимает, что может действовать, действовать успешно, но не понимает, что его останавливает, мешает ему решиться на поступок. Не понимает же, потому что истоки внутреннего конфликта — в подсознании.
Внутренний конфликт — противостояние осознаваемых притязаний, желаний и подсознательной установочной самооценки. В сознании — «хочу!», но из подсознания мощно звучит «не смогу». И «не смогу» останавливает, вяжет по рукам и ногам. Тут одно из двух: или притязания завышены, или установочная самооценка занижена. Может быть и так: в глубинах подсознания сильные «хочу» и «могу», но осознаваемая самооценка, самооценка «сегодняшнего дня» удерживает: «не могу, не получится».
Внутренний конфликт, таким образом, — столкновение позиций сознания и установочных принципов подсознания. Так, к примеру, в сознании от воспитания в детском садике, в школе, из книг, телевизионных передач, уже как собственная позиция: «Надо помочь Пете, он прав». Однако из подсознания, от внушенного мамой мощно звучит: «Не вмешивайся, целее будешь!». Ребенок в смятении, ему стыдно за себя, но почему же тогда так страшно вмешаться? Когда говорят о столкновении разума и сердца, речь идет как раз об этом.
В сознании «хочу», притязания, желания, а установка останавливает: «стыдно, нельзя, недостойно». И ребенок растерян. Или, напротив, папа внушил, что товарища надо выручать из беды любой ценой. Однако сознание этого ребенка ориентировано на невмешательство. И он решает «от ума», остается в стороне, не вмешивается. Но отцовское, из подсознания, будоражит, вызывает чувство стыда. И ребенку тяжко, его мучают угрызения совести. Каждый испытывает такое, если в сознании одно, а в подсознании — другое. Так рождается нерешительность, тревожность. Ребенок боится совершить ошибку, в нем нет уверенности цельного человека, у которого инстинкты, темперамент, установки, сознание естественно едины.
Внутренний конфликт — это также борьба самих установок, и тогда он целиком коренится в подсознании. В ребенке два мощных влияния могут породить две равноценные системы установок. Одна подвигает вперед, вторая предписывает пассивность, уступчивость. В согласии с первой системой установок (внушенных мужественным отцом), ребенок делает шаг вперед, но мобилизуется вторая система (внушенных мамой, бабушкой), вызывая эмоции страха, и он тут же отступает. И вновь на арену выступает первая, пробуждая стыд, будоража чувства долга, ответственности, совесть. Ребенок мечется, его мучает внутренний конфликт, конфликт противоречивых установок.
Для психической устойчивости благоприятнее, если внушили что-то одно. Если, например, внушили одну только осторожность, тогда перед нами осторожный всегда и во всем. Родители, семья должны отдать себе ясный отчет в том, какими они хотят видеть сына, дочь, и внушать что-то одно, влиять на переживаемое ребенком одинаково. Ребенок играл во дворе, расшибся, и все взрослые говорят в один голос: «заживет, иди играй, не бойся». Или: «Сиди дома и не выходи больше на улицу».
Внутренний конфликт — это прямая борьба установок подсознания с доминирующими инстинктами, темпераментом. И мы видим, как усложняется проблема неуверенности в себе, как из принципиальной причины неврозов, она становится важнейшей проблемой в судьбе человека, в целом. Ведь вот простая история — молодой мужчина, склонный к неуверенности в себе, потерпел неудачу в сексе. Он был усталый, день был нервный… и — неудача… Ему бы посмеяться, сказать беззаботно: «Сегодня — не мой день…», но он неуверен в себе и отнесся к происшедшему тревожно, усилив в себе тенденцию неуверенности, и вот он уже импотентен… Девушке нравится юноша, юноше нравится девушка, но эти девушка и юноша не уверены в себе. Им бы — вперед, отважно, а они не решились и упустили «Жар-птицу», а потом также упустят интересную работу, удачу, а со всем этим — интересную, достойную судьбу… И корни всего этого — в детстве, в воспитании ребенка.
Ведь вот как нередко бывает. Отец и мать — блестящие профессионалы на работе, эрудиты. Единственное, что они не знают — основ психологии ребенка… Для чего же это, если в результате они не смогли воспитать своего ребенка уверенным в себе, а потому — решительным, отважным? И тогда продолжим разговор о психике ребенка.
На ребенка воздействуют не только сознание и подсознание. Каждый человек — индивидуальность, уникален, потому что на его восприятие и на его переживания воздействуют сложнейшие психические факторы, и ребенок — не «чистый лист бумаги», не однообразен. И к каждому ребенку необходим индивидуальный подход.
Не ребенок должен приспосабливаться к родителям, а родители к индивидуальности ребенка! Некий профессор снимал шляпу перед каждым встречным ребенком. Когда его спросили, почему он это делает, он ответил, что не знает, кто перед ним, — а вдруг это будущий гений или герой.
Мы говорили в начале этой статьи о том, что у человека восемь инстинктов, и все они влияют на него, о том, что люди разделены, природно, на восемь типов по доминирующему у них инстинкту, но привели пока лишь сведения только о двух типах личности: «эгофильном» и «генофильном», чьи «фемининные» тенденции лежат в основе возможности возникновения неврозов, в основе развития комплекса неполноценности. Но мы видим, что проблема усложняется. Зигмунд Фрейд полагал, что кто поймет механизмы возникновения неврозов и что такое невроз, тот познает психологию человека в целом. И поэтому проблема типологии человека по инстинктам шире, чем проблема неврозов.
Итак, кратко, об остальных инстинктах, о темпераменте и о том, что из этого вытекает. Мы выделяем следующие восемь инстинктов: свободы, исследования, агрессивности, доминирования, самосохранения, продолжения рода, сохранения достоинства, альтруизма.
Инстинкт свободы будоражит в человеке стремление быть всегда и во всем свободным, без оглядки на обстоятельства и последствия, реализовать свои желания, свое: «Хочу!» Естественно, если бы инстинкт свободы был бы единственным у человека и полностью им управлял бы, то такой человек был бы монстром. Однако тенденция свободы лишь одна из восьми фундаментальных тенденций человека. И тогда это абсолютно естественная потребность у ребенка. Ведь если бы он не жаждал свободы, он не пополз бы, не пошел бы, не побежал бы, а лежал бы на спине и тупо смотрел бы в потолок. Другое дело, что одного жажда свободы ведет к конфликту с обществом, к беде, к вседозволенности, а другого — к вершинам знания, творчества, к поиску своего призвания.
Родился ребенок, и с ним родилась проблема свободы. Мы уделяем особое внимание инстинкту свободы, поскольку эта проблема — фундаментальная в воспитании ребенка и в профилактике детской нервности и трудности. Если нес спросят, как выразить максимально кратко основную задачу воспитания ребенка, то ответ будет такой — твердо внушите ему, до трех лет, установку (в подсознании), что если «хочу», но — «нельзя!», то от «хочу» отказываются. До пяти лет — твердо внушите установку, что если «не хочу», когда «надо!», то «не хочу» отметают, и если «хочу», но «стыдно!», то от «хочу» — отказываются. Тюрьмы переполнены как раз теми, кому в детстве не внушили понятие «нельзя», и в мире полно безнравственных, которым в раннем детстве не внушили понятие «стыдно». Эти внушения, эти установки, после пяти лет уже само собой укрепляются убеждением, трансформируются из установок подсознания в принципы сознания, объединяемые рефреном: «Ведь ты — человек, имей совесть!»
При этом следует учитывать, что у человека, индивидуально, инстинкты выражены различно. И у одного, например, инстинкт свободы, врожденно, — на первом месте, у другого — на среднем уровне, а у третьего, по своему звучанию, среди потребностей, — в конце. И те, у кого инстинкт свободы на первом месте, — «либертофильные» (лат. libertas — свобода), и это врожденно свободолюбивые! И они, как правило, «трудные дети».
«Либертофильные», как дикие мустанги в прериях, не терпят «узду» — социальные требования к ним, и «седло» — отвергая «надо!», обязанности, ответственность и трудолюбие. Они жаждут одного — «гулять!», «хочу — и кончено!». И они манкируют учебой, потом — работой, ответственностью перед семьей…
Встретившись с этой тенденцией у своего ребенка, родители управляют ею, не подавив в ребенке свободу, но обуздав ее. Это и есть воспитание в нем жестких требований «нельзя, надо и стыдно!». И это борьба за достойную судьбу ребенка, за то, чтобы он не стал «трудным, проблемным» для родителей, учителей, а потом и общества. Общество, в целом, отвергает «либертофильных», как суперэгоистичных, как «трутней», как склонных к асоциальности, когда не признают правил, законов, обязанностей, нравственности и морали. В результате, «либертофильные» «ломаются», преследуемые неудачами, или изолируются. У них может возникнуть невроз, но, как правило, только истерический невроз, самый «неприглядный» среди неврозов.
Те дети, у которых инстинкт свободы выражен средне, воспитываются так, чтобы у них не развивались тенденции эгоизма, а с этим и тенденции свободы — до разнузданности ее, но они не подавляются. Это спокойные, в данном аспекте, дети. Им легко внушить понятия «нельзя, надо и стыдно». Те, у кого инстинкт свободы выражен слабо, — нуждаются в поощрении у них тенденций свободы, чтобы они не становились жертвами лидеров, тех же — «либертофильных», и чтобы они не прожили серую, бесцветную, бескрылую жизнь, не позволили ничему и никому загнать их в оглобли «рабства».
Есть «агрессивный» тип личности по доминирующему инстинкту. Это дети, у которых природно, на первом месте, расположен инстинкт агрессивности. Это дети, которые по натуре своей достигают желаемого бесстрашным натиском, бескомпромиссно, ломая преграды, силовым методом. Это тот случай, когда, если дверь заперта, а ключа нет, ее взламывают, и на удар отвечают двойным ударом, и говорят всем, без различия и без колебаний, правду в глаза. Это — «генетические воины». Они веками, вырастая, без сожалений покидали своих родителей-крестьян и уходили в дружину князя, а там их принимали как «своих», как природных воинов — по взгляду, по повадкам, по поведению.
На Древнем Востоке людей разделяли по повадкам, на «тигров», «волков», «буйволов», «овец», «лошадей», полагая, что «тигры» — природные воеводы, а «волки» — «воины-солдаты». «Волки» — это «агрессивные», «тигры» — лидеры среди воинов. Сегодня «агрессивные» необходимы и для контрактной военной службы, и на гражданской службе — в делах, требующих мужественности. Они достигают желаемого бесстрашием, прямыми путями, без хитрости.
Агрессивность у таких детей не подавляют, она лежит в основе их призвания, приспособления к жизни. Это мужественные люди и такими они нужны обществу. Им необходимо привить основы инстинкта альтруизма: великодушие и сочувствие по отношению к слабым, чувство меры во всем, разумность компромисса в решении проблем и понятие «стыдно». У них не бывает невроза. Они, если «ломаются», то страдают психосоматической патологией: язвенной болезнью желудочно-кишечного тракта и сердечно-сосудистой патологией. Их агрессивность, если она не смягчена великодушием и нравственностью, может стать причиной «трудности по агрессивному типу», и тогда им «ломают рога» или их изолируют от общества.
Есть «исследовательский» тип личности по доминирующему инстинкту. Это дети, у которых на первом месте расположен инстинкт исследования. Это будущие ученые, изобретатели, путешественники — по профессии творческие люди. Они мужественны, пытливы, свободолюбивы. Творчество — их призвание и судьба. И с ними все ясно.
Их призвание следует поощрять, их творчеству — предоставить свободу и условия, но необходимо воспитывать в них интерес к жизни в целом, чтобы они не развились в узких интересах «творчества — вместо жизни», не «шизоидировались» — думая и живя однобоким интересом к «науке о моллюсках»… И это тот случай, когда особо актуально воспитание разностороннего человека, которому «не чуждо все человеческое». Если у них развивается невроз, то это тот самый сложный и загадочный невроз — невроз навязчивых состояний. При неудачах в творчестве и когда их творчеству, исследованию угрожают непреодолимые препятствия, у них, обычно, возникают психосоматические болезни, вялотекущие, хронические, неуклонно разрушающие глубинные системы организма. Их нет среди «трудных», они никогда никому умышленно не приносят вреда. Они, чаще всего, замкнуты и нередко одиноки. Этот тип личности еще и иллюстрация к тому, как различны дети, индивидуальны, и как верна молитва: «Господи, помоги мне понимать других, а другим понимать меня и быть терпимыми ко мне — такому, какой я есть».
Два следующих типа личности по доминирующему инстинкту: «эгофильный» и «генофильный» мы описал в начале статьи. И остались два из восьми — особых, духовных типа: «дигнитофильный» и «альтруистический».
«Дигнитофильный» (лат. dignitas — достоинство) ребенок отличается тем, что у него обостренное чувство достоинства. Это дети, которые нетерпимы к унижению. Они мужественны и бесстрашны, отстаивая свое достоинство. Склонить голову, молча, покорно снести оскорбительную для них ситуацию, их не заставит никто. Будучи еще детьми, они готовы на любые гонения, наказания, но не пойдут в школу, где их пытаются унизить. Они будут драться с сильным, с толпой, но не капитулируют. Когда они вырастут, они будут готовы погибнуть в борьбе, но сохранить свое достоинство.
Однако этот инстинкт есть, как и все другие инстинкты, — в каждом. Но он — особый, потому что его укрепление чаще всего приводит одних — к неврозу, других — к инфаркту миокарда. Это самая хрупкая, «на разрыв», струна в душе человека. И родители должны знать и помнить — не унижайте своих детей и не позволяйте их унижать другим, иначе вы ожесточите или «сломаете» их духовно и физически! Это — главное в воспитании! Нет достоинства — нет личности. И дети с ущемленным чувством достоинства — не личности, а «не личность» — не человек!
Инстинкт альтруизма — вершина инстинктивных программ отношения человека к себе, к другим и к жизни. Если он у человека на первом месте, этот человек — альтруист. Альтруист — праведник среди людей, мудрец. У альтруистов не бывает неврозов и психосоматической патологии. Ребенка-альтруиста более всего характеризует его ответ на вопрос, почему он не дает отпора агрессивному сверстнику — «да как же я его ударю, ведь ему будет больно…». Мало кто понимает и, тем более, принимает заповедь: «Если тебя ударили по одной щеке, подставь другую…» А в ней огромная альтруистическая мудрость. Она — в троеточии: «Если тебя ударили, и ты ударил ответно, это примитивные, животные отношения между людьми, вечная причина войн, зла. Если тебя ударили по щеке, и ты подставил другую, человеку станет стыдно, и он уже никого не ударит, если речь не идет о защите жизни… И ты пробудишь в человеке совесть. Ты преподашь ему урок альтруизма. А если ударит, подставившего ему вторую щеку, он — не человек, и будет сурово наказан Богом, сам и в потомстве своем!»
Остановимся, вкратце, еще на одном факторе, характеризующем индивидуальность, — на темпераменте. Это врожденный стиль приспособления человека к жизни, его восприятия и реагирования на все вызовы жизни. Есть три темперамента: холерический, сангвинический и флегматический. Это знают все, но редко кто из родителей учитывает данное обстоятельство, воспитывая своих детей. А между тем, подавляя темперамент ребенка, его ведут прямой дорогой к неврозу или психосоматической патологии, подавляя его индивидуальность.
Ребенок «холеричен», и он настойчив, упрям — по природе своей. И он, как «танк», идет к своей цели. У него сильно выражены тенденции инстинктов агрессивности, доминирования, достоинства. Он — «воин». Его не остановить на пути к его цели. На «силовое давление» от отвечает яростным сопротивлением, и его не согнуть — он не «лоза», он не «гнется», он, как «оглобля», которую можно только сломать. Он таким родился, это его натура, он таким нужен людям — отважный, мужественный первопроходец там, где особо трудно и опасно.
Ребенок «сангвиничен», он — быстрый, подвижный, гибкий. Он быстро думает, он «выдумщик». У него сильно выражены инстинкты свободы, исследования. Он неугомонный. За ним не уследить, не поспеть, от него — «болит голова», от него устают. Бабушки и дедушки, выходя с ним на прогулку, запасаются валидолом. У «холеричного», если его убедить в чем-то, и он пообещает что-то, — крепкое слово. А у «сангвиника» — все легкомысленно. Он искренне пообещал что-то, но тут же забыл об этом, он согласился с чем-то и тут же забыл о чем шел разговор. Он просто весел, всегда жизнерадостен. Если он всплакнул, то это, как летний дождик: брызнуло и вновь — солнце. Но он оптимистичен, остроумен, с ним веселее жить, бороться, переносить трудности — всем.
Ребенок «флегматичен». Он с младенчества солиден, ответственен, послушен, но он тугодум, медлителен, «крепок задним умом». Он всегда и во всем опаздывает, он всегда позади всех. Что-то в школе надо сделать, записать, сдать работу и выйти из класса. Урок — 45 минут. Через 15 минут уйдут все «сангвиники»,через 30 минут — «холерики». Остаются все «флегматики», и вот звонок, урок закончен, «флегматики» не успели завершить работу…
А родители, воспитатели, учителя — другие, и они требуют от «холерика повиновения, от «сангвиника» — «серьезности», дисциплинированности, усидчивости, а от «флегматика» — быстроты, но это против природы этих детей, их индивидуальности. И эти дети впадут в невроз или, сопротивляясь попытке «сломать» их, станут «трудными» детьми, подростками. А «флегматики» в конце концов неспешно достигают большего, чем «холерики» и «сангвиники».
Кто-то спросит: а где же меланхолический темперамент? На самом деле, такого типа темперамента нет, а есть «меланхолический характер», и он как раз формируется у тех детей, истинный темперамент которых подавлен, «сломан». Это дети, у которых постоянное давление на них, недовольство ими, погасили самое существенное, что характеризует детство — оптимизм. И сформировался «пессимистический — меланхолический характер» унылого, отрицающего все хорошее, ни во что не верящего, потерявшего надежду на будущее человека.
А следовало своевременно определить, каким ребенок родился, какова его индивидуальность, и, учитывая ее, готовить ребенка, индивидуально, к его судьбе. И пусть «холерик» останется «холериком», «сангвиник» — «сангвиником», «флегматик» — «флегматиком». «Холерик» пойдет своим путем воина — и на войне, и в мирной жизни, выбирая профессии, где необходимо особое мужество, упорство, бесстрашие.
«Сангвиник» выберет путь, где его быстрота, гибкость ума, ловкость, находчивость будет максимально востребована и реализована, и он станет летчиком-испытателем, гонщиком в ралли, врачом скорой помощи, виртуозом в сфере услуг и во всем другом, что требует остроумия, молниеносной реакции, общительности, инициативы и веселого нрава. А «флегматики» пусть научатся организовывать свое время и найдут себя там, где ценится глубокая продуманность решений и поступков, где важно качество, а не количество, солидность, а не быстрота реакции, основательность во всем, малословность и надежность. Ведь в конце концов — важен результат. Медлительные достигают результатов позже других, но каких результатов! Народ мудро отмечает: «Тише едешь, дальше будешь».
Что же такое невроз?
Зигмунд Фрейд, основоположник научной неврозологии, писал, что невроз — бегство от реальности, оказавшихся «слабыми для этой жизни», в монастырь. И «монастырь» это — невроз. Вот и все, ясно и просто. Но возникает вопрос — кто они, оказавшиеся слабыми?
Чтобы ответить на этот вопрос, нужно рассмотреть понятия «адаптивность» и «адаптированность». Это одна из самых острых проблем для человека. Именно она порождает у многих неверие в Бога, горькую претензию к Нему: почему Он так несправедлив, даруя одному — все, а другому — ничего… Адаптивность — это уровень врожденных и приобретенных психофизических возможностей человека, обеспечивающих готовность к адаптации — приспособлению человека к жизни. Адаптивность — уровень умственных потенций, способностей, физических данных, защитных сил организма, уровень биоэнергетического потенциала, адаптивных личностных характеристик человека. Имеют место высокая, средняя и низкая адаптивность.
Адаптивность более всего проявляется в экстремальных ситуациях, обстоятельствах, условиях, в преодолении трудностей, во всех видах испытаний, в конкурентных отношениях, в устойчивости к дистрессам — к отрицательным явлениям жизни и к переживаниям, и в способности реализовать свои притязания. Естественно, она проявляется в устойчивости к заболеваниям и при заболеваниях.
У одного врожденно высокие умственные данные, у другого — средние, у третьего — низкие. И первый — легко, «играючи» учится в школе, потом — в институте, его выделяют на работе, он легко и естественно делает карьеру, эффективно приспосабливается к жизни. У другого все это — средне и трудно, а третьему это попросту не дано… Неравенство между людьми природно и задано Свыше…
Один талантлив, другой — бесталанен…Один фантастически здоров, устойчив, вынослив, не болеет и в эпидемиях, а заболеет — быстро встает на ноги, у него идеальные рост, вес, телосложение. У другого все это — средне, а у третьего во всем этом горькая обида на родителей и Бога. Чего стоит только одно — один человек красив, другой — «средненький», а третий — некрасив… Все знают, что красивым дорога устлана красным ковром, открыты все двери.
И есть слабые, обделенные психофизически — врожденно. В оценочном взаимодействии со сверстниками ребенок задумывается об этом с первого класса школы. Переживания, связанные с ощущением неполноценности, достигают апогея с пятого класса. «Слабый» начинает осознавать, что «не сечет» в учебе и, следовательно, «дурак»… Мальчик осознает, что он физически слаб, мал ростом, смешон на уроках физкультуры. Девочка осознает, что она некрасива… Сама природа выделяет элиту, «средненьких» и «отвергаемых». Формируется комплекс неполноценности, пессимизм и страх перед реальностью. Так формируется путь в невроз.
Мы бы об этом не писали, тем более — повторно, это все знают, все испытали и испытывают это в своей судьбе и в судьбах своих детей, если бы не было приобретаемой адаптивности. Один слабый замыкается в своем комплексе, соглашается с судьбой неудачника, а другой начинает борьбу за лучшую долю, за право на достоинство, за достойное место под солнцем. Самое главное, что делают родители, осознав, что у их ребенка низкая природная адаптивность, это максимальное «вооружение» его приобретенной адаптивностью!
Адаптированность — фактический уровень приспособления к жизни. И выясняется, что многие высокоадаптивные природно, приходят, в результате, к низкой адаптированности. Они были очень способными, все легко им давалось, и у них не сформировалось упорство в достижении цели, трудолюбие, основательность в обретении знаний, умений, навыков, в обучении и в общении.
Слабого от природы с раннего детства воспитали трудолюбивым, ответственным, серьезным и привили ему нормальное человеческое честолюбие. И он не блистал успеваемостью, но его средние успехи в учебе отличались добротностью знаний. Он не блистал и в спортзале, но получил добротный первый разряд по самбо (первый разряд в спорте — вершина, при отсутствии одаренности). Он не мог, по способностям, претендовать на обучение в музыкальной школе, но он научился играть на гитаре. С трудом, на упорстве и трудолюбии, он к концу школы добротно овладел английским языком. Он классно готовил шашлык, «профессионально» гладил свою одежду… Его, естественно, уважали и мальчики, и девочки… Он научился общаться дружественно и с достоинством. У него сформировалась заслуженная уверенность в себе. Ему не угрожал невроз.
В том, что мы не одинаково одарены Богом — великая мудрость испытания человека одаренностью, как и отсутствием таковой.
И слабые — дети, природно и по воспитанию, низкоадаптивные, а потому закономерно закомплексованные неполноценностью и страхом перед реальностью своего бытия. А «монастырь», в который они убегают — психологическая защита — самообман. Невроз же — фиксированная психологическая защита, грандиозный самообман, бегство от реальности в своеобразную психологическую «инвалидность»! Психологическая защита, при этом, позволяет человеку, капитулировав перед жизнью, сохранить свое достоинство, используя бессознательный самообман: «Да, у меня не сложилась судьба, но я не виноват в этом, виновата моя болезнь, виноваты злые люди, виновата жизнь…».
А болезни у него нет, она — психозащитный самообман и невроз! Внутренний конфликт, ведущий к неврозу, это, прежде всего, конфликт между сверхпотребностью человека сохранить свое достоинство и неспособностью его защитить! Чувство достоинства — важнейшая составная часть индивидуальности и более всего направлено на сохранение индивидуальности. Без достоинства нет человека, нет личности. Оно всегда подвигало навстречу опасности и заставляло встать упавшего, если он еще мог подняться. При подавлении индивидуальности, темперамента и обострении инстинкта самосохранения подавляются и инстинкты свободы и сохранения достоинства, чувство достоинства. Но оно никуда не делось и воздействует из глубин, где погребено.
Чувство достоинства, как и право человека быть самим собой, — великие социальные ценности. Родители хотят, чтобы их дети сохранили индивидуальность и чувство достоинства, что звучит в гордом: «В нашем роду не было трусов и подлецов». Но при этом они хотят, чтобы их дети были осторожны, «не ввязывались в драку». Однако такое несовместимо. И это конфликт установки «безопасность прежде всего» с установкой «достоинство прежде всего». Человек, решая в пользу безопасности, страдает от угрызений совести и осознания своей трусости. Решая в пользу сохранения достоинства, он испытывает тревогу, страх.
Чувство достоинства поддерживает притязания, а стремление к безопасности подавляет их, если борьба за их достижение чем-то угрожает. Ребенок стремится к самоутверждению среди сверстников, но, будучи тревожным, вынужден отказаться от этого, столь необходимого ему. Вновь возникает внутренний конфликт, возникают эмоции. За темпераментом и инстинктом сохранения достоинства — эмоции. И за инстинктом самосохранения, тенденцией обеспечения безопасности — также эмоции. Подавление инстинктов доминирования, сохранения достоинства, темперамента порождает агрессивность, гнев, враждебность, отвращение, презрение, в том числе к себе самому. Подавление стремления к безопасности — тревогу, страх, отчаяние. Но и эмоции подавляются, особенно агрессивные. Однако и они, став подавленными, не исчезают. Подавленные эмоции будоражат ребенка, подогревают внутренний конфликт. Ребенок с подавленными инстинктами, темпераментом испытывает отрицательные эмоции. Его гложут стыд, неуверенность, гнев, страх. От постоянной раздвоенности, т.е. от внутреннего конфликта, у него тревога, элементы депрессии.
Внутренний конфликт всегда проблема выбора. Ребенок, как и взрослый, выбирает из двух альтернатив. Обе сильны. Ни той, ни другой не поступиться. А он нерешителен. Выбор чего-то одного, принятие решения затягивается, что еще более парализует активность ребенка. Еще более усиливается чувство несостоятельности. Так и вертится все это в порочном кругу. Тревожность в таком случае не оставляет ни на миг. Человек уже не может обойтись без успокаивающих лекарств. И они в наше время все чаще назначаются дошкольнику.
|
Почётные логопеды!
Добавьте сайт в избранное!
